Мы работали на соседних кафедрах МАИ, через коридор 1-го корпуса, где и курили в специально отведенных местах. Он, насколько я знаю, и теперь там работает, профессором, кажется. Коридор, правда, не сохранился. Но это — теперь. А кандидатская у Виктора, специалиста по технологии производства аэрокосмической техники, была про болтовые соединения, их в аэрокосмической технике — не сосчитаешь. По всем его графикам, диаграммам и результатам анализа напряжённо-деформированного состояния выходило: болты в любом соединении можно затягивать в любой последовательности и сразу до предела текучести. (Профессор, если ты это читаешь, я правильно помню, лет-то сколько прошло?) После защиты у новоиспечённого кандидата спросили: «Вить, так ты теперь на своём «Запорожце» болты на головке будешь тянуть подряд и сразу со всей дури?» — «Ну нет, я — как положено, крест-накрест, в два приёма с перекуром. Так движок мягче работает…»
Если вы усмотрели смысл притчи в том, что на «Запорожце» ездил сын дважды Героя Советского Союза и главного космонавта страны, то значит, вы молоды, тогда это было в порядке вещей, а автомобиль был поводом не для иронии, а для сдержанной зависти. Я про другое: как рано, оказывается, мне встретилось противоречие между объективным (и доказуемым) и субъективным (и часто необъяснимым) в поведении техники. Почему мягче? Не мог Виктор этого объяснить в рамках кандидатской работы, но ощущал вполне уверенно, а потому — не стал отказываться от блага, пусть и необъяснённого.
У нас такое встречается гораздо чаще. Дискуссии о соответствии измеренного услышанному в электроакустике не утихнут никогда, от них даже есть некоторая польза, особенно заметная, когда за дело берётся признанный специалист (что в данном случае означает: да, Вадим Карельский есть и в этом номере).
В других же материалах этого номера мы сами не раз столкнулись с не до конца понятным поведением выданной нам для теста аудиотехники. От сложной трёхполосной акустики мы иного и не ожидали, неслучайно уже не первый год её наш тестовый отдел приберегает на нелепые зимние каникулы страны — так меньше помех для действительно трудоёмкого теста. Он в очередной раз подтвердил: ни один компонент не играет точнее, чем измеряется, но «точнее» и «лучше» — не всегда одно и то же. Результаты этого теста интересующимся предметом придётся изучать очень внимательно и с головой, поверхностный взгляд приведёт к ложным заключениям.
Другой пример: ни одного внятного, снабжённого хоть каким-нибудь объективным подтверждением объяснения влияния соединительных кабелей на звучание тракта в распоряжение человечества так и не поступило. Но в одном из тестов это влияние было чрезвычайно заметно, и более чем к месту — так удалось раскрыть возможности одного из самых обсуждаемых усилителей года, он — на обложке. С ним связана ещё одна иллюстрация феномена «непознанного, но слышимого». Лампа в аудиотракте, как мы знаем, вносит искажения, но звук при этом становится более привлекательным. Часто это относят на счёт вносимых гармоник. Они, мол, такие и эдакие, не похожие на «транзисторные», отсюда и услада для уха. Mozart 1 никаких специфических «ламповых» искажений не вносит, гармоник на его выходе вообще почти нет. Однако все, кто слушал голос этого усилителя, немедленно отмечали типичную для ламповой техники мягкость и интимность звучания. Самовнушение при виде ламп в окошке на корпусе? Едва ли, народ слушал тёртый и не склонный в гипнозу, видели (и слышали) и не такое. А раз так, поступим, как Виктор Георгиевич: то, что можем объяснить и сознательно использовать, будем использовать именно так. А что не можем — будем просто использовать. Может быть, потом кто-нибудь из аспирантов объяснит…
АЕ
